Отелло (Сцены из трагедии) автор Уильям Шекспир читает Коллектив актеров

Трагедия несводобы

Как известно, сюжет трагедии «Отелло» Шекспир заимствовал у итальянца Джиральди Чинтио, новелла которого, кстати сказать, не была переведена на английский язык. Шекспир же, как утверждают ис­следователи, не владел иностран­ными языками, а посему остается тайной, как он познакомился с произведениями Чинтио. Оставляя этот вопрос шекспироведам, по­вторим общеизвестное – крова­вая история о ревнивом Мавре и подлом Поручике под пером Шекспира преобразилась в гени­альную трагедию. Классическое произведение всегда современно. Каждая эпоха видит в нем свое отражение, однако она вправе акцентировать то, что ей близко и созвучно ее настроению. Театральная интер­претация, литературоведческий анализ, искусство перевода носят исторический характер. Сущест­вует великое множество сцениче­ских толкований и литературо­ведческих концепций бессмерт­ной пьесы. Однако мировая шекспириана – это не только история трактовок, это отражение меня­ющейся духовной жизни общества той или иной страны. «Отелло не ревнив, напротив, он доверчив», – эти слова при­надлежат А. С. Пушкину. Они слу­жили камертоном для актеров русского театра. Да, конечно, Отелло доверчив, но может ли это оправдать убийство невин­ной, – задали себе этот вопрос немецкий режиссер Петер Цадек и английский актер Лоренс Оли­вье и ответили отрицательно. У Цадека и Оливье не было героя, а был антигерой – дикарь, вер­шивший неправедный суд над не­счастной жертвой вероломства. Какая уж тут доверчивость? Первобытное варварство и необуздан­ная ярость. У Шекспира Отелло благород­ный, мужественный воин и, конеч­но, доверчивый человек. И эта до­верчивость не что иное, как вера гуманистов в природную доброту человека, вера в скорое наступ­ление царства всеобщей гармонии и справедливости. Эту-то гармо­нию и обретает Отелло в Дез­демоне. Однако крушение гума­нистических иллюзий было неиз­бежно, надежды рушились, насту­пало душевное смятение, в мире торжествовало зло, безраздельно господствовали яго. Идеал повер­жен, Отелло погружается в безд­ну Хаоса. Яго у Шекспира – это своего рода идеолог зла, философ. Он убежден в своем праве творить подлость. «Набей потуже коше­лек» – но при этом уничтожь не похожего на тебя, ибо миром должна править подлость, в нем не должно быть места таким, как Отелло. Отелло и Яго – трагические ан­тагонисты, однако они люди од­ной эпохи – великой эпохи Воз­рождения, провозгласившей сво­боду личности. И Отелло и Яго обрели свободу и сделали свой выбор. Но свобода одного обер­нулась вседозволенностью друго­го. И это было трагедией эпохи – идеалы Гуманизма были попраны беспредельным индивидуализмом Нового времени. Итак, великая трагедия, напи­санная в 1602–1604 годах, при жизни Шекспира не издававшаяся даже «пиратским способом», за­дает каждому поколению свои во­просы. Театр XIX века увидел в ней романтическую трагедию. Вели­кие трагики, каждый по-своему, играли Отелло героем. Англича­нин Эдмунд Кин в роли Мавра поражал современников необы­чайной цельностью натуры. По­любив беззаветно и преданно, он безраздельно подчинял свою жизнь охватившему его чувству. Он играл трагедию любви. Итальянец Эрнесто Росси уви­дел в шекспировской трагедии прежде всего чувственную страсть, ревность, она-то и дово­дила Отелло до невменяемого со­стояния. Актер дал блистательный анализ этой страсти. Он сыграл трагедию ревности. Легендарный Томмазо Сальвини интерпретировал трагедию Шек­спира как трагедию чистого, наив­ного человека, столкнувшегося с порочной цивилизацией, погубив­шей его. Его любовь к Дездемо­не – это вера в людей, в спра­ведливость общества, это обре­тенная гармония и душевный по­кой. И внешний облик героя Саль­вини был мужественен, прост и светел. Конечно, разувериться в идеале для такого человека означало приблизиться к смерти. К концу спектакля это был сломлен­ный, опустошенный человек, утра­тивший смысл жизни, смысл суще­ствования. Уже в XX столетии Александр Осту­жев создал романтический образ шекспировского героя. Он, как и Сальвини, сыграл трагедию обма­нутого доверия. Однако, в отли­чие от своего великого предшест­венника, Остужев не противопо­ставлял шекспировского героя ци­вилизации, наоборот, его герой был образованнее, одухотвореннее, тоньше, чем его окружение. В спектакле Сергея Радлова Осту­жев–Отелло был на недосягае­мой высоте, это подчеркивалось намеренно прозаическим окружением, так ярко оттенявшим изумительный по красоте голос Остужева. Романтическую традицию про­должали и по-своему развивали прекрасные актеры Акакий Хорава, Абрар Хидоятов, Рачия Нерсесян, Николай Мор­двинов, сыгравшие Отелло. В 1976 году Анатолий Эфрос ставит «Отелло» в театре на Малой Бронной, пересматривая сложив­шийся романтический канон. Од­нако чтобы понять значение спектакля Эфроса, необходимо вспомнить, что в середине 60-х годов в русском театре начинает­ся период «деромантизации» тра­гического Шекспира. Режиссеры, отвергая монументальность и рос­кошь предшествующих постановок, переоценивая сложившиеся принципы и приемы, открывают для себя и для зрителей мир же­стокой правды, правды без иллю­зий. Меняется и сценографиче­ский облик спектаклей:   вместо бутафорских дворцов, пышных костюмов на сцене появляется «пустое пространство» (П. Брук), железо, кожи, дерево, домотканое полотно. Традиционное романтическое прочтение трагедии «Отелло» во главу угла ставило героя, его трагическую вину и наступавшее возмездие. Спектакль театра на Малой Бронной повествовал о мире вокруг героя, о духовной зависимости, интеллектуальной несвободе интеллигента в неспра­ведливо устроенном обществе. Толкование Эфросом роли Отел­ло оказалось резко полемичным. Недаром на эту роль он на­значил актера Николая Волкова. Его Отелло был тихим интеллигентом с комплексом неполноценности, не способным поверить в возмож­ное счастье. Он каждую минуту ждал неприятных событий и не нуждался в изощренном, хитром Яго, ибо внутренне был готов к известию о неверности Дездемо­ны. А Яго (Лев Дуров), завистли­вый, ущербный, энергичный в претворении в жизнь своих адских замыслов, все же был жалок, хотя и неимоверно страшен. Не­нависть плебея к интеллигенту вершила свое черное дело. Предлагаемые слушателям сце­ны из трагедии «Отелло» – это попытка дать свою интерпрета­цию великой трагедии. Режиссер Виталий      Поплавский читает пьесу как только что написанную, и ста­вит ее про нас, про нашу жизнь, оставаясь при этом верным Шек­спиру. Уже сам выбор актеров на главные роли говорит о многом. Отелло (Эммануил Виторган) – человек талантливый и знает это. Его не мучают комплексы неполноценности, ибо он в себе уверен. И уверен по праву. Любовь Дездемоны Отелло принимает безо всякого уничижения, ведь это тоже одна из его побед. И он ее заслужил. Виторган играет шекспировского героя человеком чести, благородства, человеком с большим чувством собственного достоинства. В чем же тогда вина этого Отелло? В потере чувства реальности. Это он, умудренный и проницательный воин, несколько не сомневается в преданности и верности Яго, ибо верит ему абсолютно. Он не понимает и не хочет понять, что за человек Яго и каковы его тайные помыслы. Сама мысль о предательстве ему не приемлема и для него невероятна. Знаменитая сцена в сенате. Отелло, по требованию отца Дездемоны, сенатора Брабанцио, должен ответить за тайное венчание. Все ждут оправдания. Однако Отелло далек от того, чтобы оправдываться. Это для него слишком унизительно. Он рассказывает о своем прошлом, о победах, о скитаниях, о пережитых мучениях. Однако Виторгана не занимают экзотические приключения Мавра, главное для него – любовь к Дездемоне, счастье, обретенное им по праву. «Я ем своим бесстрашьем полюбился, она
же мне – сочувствием своим». Этот гениальный по простоте перевод Бориса Пастернака – ключ данной интерпретации. Мавру нечего скрывать, нечего хитритъ. Да, он доверчив, но не от наивности или простодушия, а от веры в людей. Совсем нетрадиционно решен образ Яго. Анатолий Грачев играет его человеком, лишенным ущербности. Он сознательно, искренне выбирает путь предательств и обмана. Это его философия. Он ненавидит Отелло, ибо тот никак не укладывается в его систему жизненных ценностей. Вот и все. Он не принимает Отелло и никогда не примет. И будет ждать случая, чтобы его уничтожить. Это не зависть, это программа. К тому же Яго отнюдь не мечтатель, а человек практики, свои мысли он претворяет в дело. Ведь он служит обществу и отстаивает свою правоту. И Яго и Отелло сделали свой выбор. Однако может создаться впечатление, что у них была свобода выбора. Это иллюзия. В трагическом мире несвободы не может быть выбора, сама схема уже предначертана, и человеку ничего не дано изменить. Удивительно поэтому, что Яго раскрыт, что Эмилия его разоблачила. Вот это случайность. Закономерность в том, что Яго вечен. Так сыграна трагедия несвободы.

Татьяна Журавлева, 1991

ТРЕКЛИСТ

1Зал Совета
Владимир Ивашов, Анатолий Грачёв, Эммануил Виторган, Лариса Тужаева (Уильям Шекспир, Борис Пастернак)06:23

2Сад в замке
Анатолий Грачёв, Эммануил Виторган, Лариса Тужаева, Светлана Светличная (Уильям Шекспир, Борис Пастернак)23:22

3Перед замком
Лариса Тужаева, Светлана Светличная, Эммануил Виторган, Анатолий Грачёв, Владимир Ивашов (Уильям Шекспир, Борис Пастернак)11:18

4Спальня в замке
Эммануил Виторган, Лариса Тужаева, Светлана Светличная, Владимир Ивашов, Анатолий Грачёв (Уильям Шекспир, Борис Пастернак)17:21